Ладно. Не буду вас томить. В тот вечер ровно ничего не случилось. Ни одна из гостиниц не подала сигнала «SOS». Я даже как-то удивился, знаете, когда вдруг взглянул на часы и обнаружил, что обычное для этого сигнала время, безусловно, прошло, а мне мчаться сломя голову некуда и вроде бы я даже никому не нужен.
Сам себе не веря, я предупреждаю дежурного, что ухожу, благо уже часов девять вечера. Дежурный, тоже уже настроенный всей этой кутерьмой с гостиницами на самый тревожный лад, на всякий случай осведомляется, где я в течение вечера буду находиться. Больше всего мне хочется находиться в одном доме на Кропоткинской улице, но ужасно неловко срываться с места при каждом телефонном звонке - к Светке, между прочим, подружки звонят непрерывно, по любому пустяку, я уже не раз обращал ее внимание на это - так вот, дергаться при каждом звонке, как вы понимаете, радости мало. А если придется срочно уматывать, это будет просто трагедия. Тем более что мне предстоит, как я понимаю, серьезный разговор насчет концертов в прошлом, настоящем и будущем. Словом, ехать сейчас в тот дом на Кропоткинской просто опасно для жизни, будущей, конечно. И потому я, вздохнув, называю дежурному свой собственный адрес, который он, кстати, знает и без меня. Но деликатно отмалчивается, делает для солидности какой-то росчерк на листке бумаги и провожает меня сочувственным взглядом.
Тем не менее, как я уже говорил, вечер прошел спокойно. Никто меня, как ни странно, не потревожил. Домашние мои, тоже уже привыкшие за эти дни к моим ночным возвращениям, поглядывают на меня весьма настороженно, но вопросы задавать опасаются, по-моему, из чистого суеверия. Мама почему-то затевает вдруг печь пирог, пока мы с отцом играем в шахматы. А когда мы садимся ужинать, отец с самым беззаботным видом предлагает выпить по рюмке водки. Я замечаю их приподнятое настроение и вполне его разделяю. Уверяю вас, не так часто взрослый холостой сын, да еще к тому же работающий в такой «фирме», как я, проводит целый вечер со своими родителями.
С утра мы продолжаем налаживать сложную машину розыска. Для этого приходится исписать гору бумаг, повидаться с уймой людей, причем самых разных. А вечером… представьте, снова ничего такого не происходит.
И так целую неделю.
Неужели этот тип испугался? Притаился, ушел на дно и где-то тихо пускает пузыри в болотной траве?
Проходит вторая неделя. Результатов пока нет. Поиск ничего не дает. Молчит и спецсвязь с другими городами.
Между прочим, молчит и Кузьмич. Но я-то знаю, что он беспокоится и ждет не меньше меня. И я ему через день докладываю о ходе дела. На третий или четвертый раз он мне говорит:
- Ну чего ты ко мне бегаешь? Я же тебя не вызываю Сиди себе спокойно и работай. Ищи и думай, понял?
Легко ему говорить, у него нервов нет.
И я, как мне приказано, «сижу и работаю», «ищу и думаю». И еще я жду, каждый день жду новой беды. И ничего с собой не могу поделать.
Проходит третья неделя.
Все-таки предчувствие - великая вещь. Парапсихологи, я читал, давно бьются над научной основой этого странного явления, хотя объяснить его никому еще, кажется, не удалось. Но что само явление существует, в этом я лично убедился. Так вот, предчувствие меня не подвело. Реальность даже превзошла все мои худшие опасения. Но я начну по порядку, хотя самое главное произошло позже.
Итак, значит, шла к концу третья «тихая» неделя. Уже октябрь наступил.
Как вы знаете, у нас в Москве октябрь бывает очень разный. Бывает роскошный, действительно эдакое возвратившееся бабье лето. В парках и садах буйство красок, от пурпурно-красных кленов, ярко-желтой листвы берез до черно-зеленых елей, и переливов между этими красками множество. И над всем этим бледно-голубое, тихое, ласковое небо. И честное слово, в такие дни люди становятся лучше, спокойнее, даже как-то добрее. Вы не замечали?
Но бывает и совсем другой октябрь, разбойничий какой-то, враждебный. Все голо кругом, деревья серые, мокрые, без единого листика, давит холодное, свинцовое небо, сыплет мелкий, противный дождь, свистит ледяной ветер, гонит мокрую грязную листву. И вы ощущаете все время какое-то беспокойство, раздражение, которое не в силах подавить.
Вот такой октябрь и наступил. И на душе у меня невозможно муторно. «Повисли» до сих пор не раскрытые кражи из гостиниц. Светка сидит в своем музее, клещами ее оттуда не вытащишь, а вечерами пишет какие-то отчеты. Правда, дуться она на меня перестала. Как ни странно, помогла последняя кража из гостиницы. Когда я ей про ту актрису рассказывал, Светка чуть не плакала, и, мне кажется, я в ее глазах даже вырос. Более того, Светка начала требовать от меня раскрытия этих краж с такой горячностью, что наш Кузьмич по сравнению с ней стал казаться мне скромным агнцем. Светка мне просто житья не дает с этими кражами. Хорошо еще, что я маме этот случай не рассказал. А то бы и дома покоя не было, это уж точно. Вообще, женщины почему-то воспринимают такие истории слишком болезненно и одновременно чересчур воинственно - подай им немедленное возмездие, и все.
Так я и жил три «тихих» недели, в постоянной нервотрепке и со всякими недобрыми предчувствиями.
И вот кончилась третья неделя - бац! - кража в гостинице. На следующий день снова кража! На третий день еще! И опять тихо…
Первая из этих краж произошла во вторник. Психологически она была для меня самой тяжелой. Я почему-то про себя считал, что этот негодяй не осмелится больше на что-либо подобное. Хотя всякие неясные предчувствия меня и одолевали, как вы помните. Но оптимистическая моя натура все же не допускала такой дерзости с его стороны. Мои опасения сосредоточивались вокруг всяких сложностей с расследованием этого дела.