Злым ветром. Роман - Страница 78

В последние годы Эдик работает как раз по тем «линиям», которые сейчас меня интересуют. И тут он может оказаться незаменимым консультантом.

Эдик не сразу настраивается на мои дела и заботы. Но вот я замечаю, как в его больших агатовых глазах возникает наконец живой интерес, узкое, до синевы выбритое лицо становится сосредоточенным, худенькая фигурка подается вперед. Вот теперь он готов качать деловой разговор со мной и «толкать идеи».

- Погоди, дорогой, погоди, - торопливо говорит Эдик. - Давай разделим все на два вопроса. Строительные дела - это сейчас моя линия. Фабрика не моя. Один момент!

Он срывает трубку телефона, набирает какой-то номер и кричит:

- Володя?.. Привет! Срочно зайди в сто седьмую. Есть кое-что для тебя. Ну давай, давай, одна нога там, другая здесь. Пока человек не ушел.

Когда он вешает трубку, я с удивлением спрашиваю:

- С чего ты взял, что я собираюсь уйти?

- Э! - машет рукой Эдик. - Его заспешить надо. Хороший парень, понимаешь, но немножко спит. Ну так вот. Теперь с твоим «удельным князем». Кое-что я тебе дам. Авось пригодится. По этому тресту мы, понимаешь, работали. Сейчас увидишь. Момент!

Он снова хватается за телефон.

- Ниночка? Знаешь, как я тебя люблю?.. А то, что другу моему надо срочно помочь. Помнишь дело по семнадцатому тресту?.. Умница! Приготовь, будь ласкова. Я сейчас забегу.

В это время в комнату неторопливо входит высокий полный человек в очках, светлые волосы гладко зачесаны назад, мясистое лицо его невозмутимо, даже немного сонно.

- Вот он! - вскакивает Эдик и обращается к вошедшему: - Знакомься, Володя. Это мой друг Лосев, из уголовного розыска. Он тебе все расскажет. А я сейчас…

И он стремительно выскакивает из комнаты.

- Старший инспектор Сурков, - представляется Володя и протягивает большую пухлую руку.

Рука оказывается неожиданно сильной.

Я снова рассказываю о фабрике, о Зурихе и о кофточках.

- Из Ленинграда, говорите, приехал… - задумчиво повторяет Сурков. - Хм, хм… Скорей всего, пожалуй, Сокольский ему там наворожил.

- Точно, - подтверждаю я. - Зурих именно с ним и говорил из Москвы по телефону.

- Так, так. Ну этого прохвоста Сокольского мы знаем. И с товарищами из Ленинграда контактируем. Они вокруг него уже работают. А вот… Зурих, вы говорите?

- Да, Зурих.

- Это новая фигура. Какие же его связи выявлены по нашей линии? Ну Сокольский - раз. А в Москве?

- Фабрика. И там, видимо, начальник отдела сбыта. Сивоконь.

- И этот нам знаком. Но каждый в отдельности. А тут, оказывается, цепочка…

Сурков на минуту задумывается, потом снова обращается ко мне:

- Повторите, у кого в Москве вы обнаружили эти кофточки. Васильковые, а не голубые. Артикул семьдесят два семьдесят. Цена двадцать шесть шестьдесят. Товар знакомый.

Я повторяю. Сурков записывает. Потом молча и не спеша проглядывает список.

- Ну Зурих - это ясно, - говорит он. - Работница фабрики Варвара Глотова… Скорей всего для себя купила. А вот Инночка… Какая она собой, можете описать?

Я припоминаю внешность дочери Веры Михайловны. У меня было время ее рассмотреть, пока она вела тот странный разговор с матерью в гостинице. Заодно я описываю и пакет, который она передала Вере Михайловне. Сурков меня не прерывает. Когда я дохожу до пакета, Сурков спрашивает:

- Не помните день и час, хотя бы приблизительно, когда она его принесла?

Конечно, все это я помню.

Сурков записывает, потом говорит:

- Мы эту спекулянтскую цепочку ухватили с другого конца. Инночку засекли. Но я, честно говоря, все сомневался. Семья, полагал, приличная. Да и сама… Эх!

Он огорченно вздыхает и качает головой. Сейчас он мне напоминает учителя, вынужденного ставить двойку хорошему ученику.

- Можно о ней упомянуть в разговоре с отцом? - спрашиваю я. - Разговор у нас предстоит серьезный.

- Нежелательно, - говорит Сурков. - Это может нам помешать.

- Тогда исключается, - соглашаюсь я и снова спрашиваю: - А какова тут может быть роль Зуриха, как полагаете?

Сурков с ответом не спешит, видимо, что-то про себя прикидывает. На мясистом, складчатом лице его ничего прочесть невозможно. Глаза прищурены, руками он упирается в толстые колени. Просто изваяние какое-то. Удивительно человек умеет отключаться.

- Фигура опасная, - наконец изрекает Сурков. - Скорей всего организатор. И с размахом. Сбыт товара в других городах.

- Неужели на этом можно так уж крупно заработать?

- А вы думали? - усмехается Сурков. - Вот смотрите. Элементарный расчет. Фабрика выпускает в течение года кофточки этого артикула партией, допустим, в триста тысяч штук. Из них только около пятидесяти тысяч имеют дефицитный и, надо сказать, действительно превосходный васильковый цвет. На большее количество у фабрики пока не хватает красителей. Что делает жулик, такой, как этот начальник отдела сбыта? Он передает дефицитные кофточки трем-четырем «своим» директорам магазинов, тоже, конечно, жуликам. С накидочкой, допустим, по рублю за кофточку. Это, как видите, уже пятьдесят тысяч рублей. Ну возьмем не пятьдесят, а двадцать пять тысяч: половину кофточек он вынужден передать честным директорам. Далее. Те самые жулики директора перепродают затем эти кофточки спекулянтам, вроде той самой Инночки, тоже накинув, скажем, всего лишь по рублю. И новый куш у них в кармане, еще двадцать пять тысяч! Теперь такой «делец», как ваш Зурих, организует сбыт этих кофточек в другом городе, где их вообще не производят и в магазинах их нет. И он уже накидывает по три, а то и по четыре рубля на штуку. Это же бешеные деньги, как видите. Тут можно окупить любые расходы по перевозке и услугам местных спекулянтов. Вот какая картина получается. Это, заметьте, не только экономическая диверсия, это политический и нравственный удар по государственной системе торговли, подрыв доверия к ней. За это надо карать беспощадно!