Злым ветром. Роман - Страница 42

- Можешь быть спокоен, - говорю я ему. - С ней все-таки как-никак Светка.

В ответ Игорь только пожимает плечами.

Мы успеваем съесть лишь по два бутерброда, как начинается антракт. Из зала валит народ, наиболее нетерпеливые уже бегут к буфету, и там мгновенно возникает очередь. Игорь остается за столиком, а меня делегирует встречать дам. Это, кстати, непростая задача - найти их в такой толпе.

Но вот наконец я их замечаю в кружащем по фойе бесконечном людском хороводе. Точнее, я вижу только светлую, чуть растрепанную голову Светки и рядом высоко взбитую, отливающую бронзой аккуратную прическу Аллы.

Я пробираюсь к ним.

Они весело о чем-то беседуют. Собственно, говорит Светка, а Алла, по-моему, только улыбается, статная, белозубая, с черными живыми глазами на смуглом лице. Красавица, да и только. А вот Светку я не могу описать, это что-то такое дорогое и близкое, что я не подберу слов.

Светка первая замечает меня.

- Витик! - радостно кричит она, притягивает меня за шею к себе и целует в щеку.

Я несколько смущенно принимаю ее поцелуй. Светка ужасно непосредственная, но все получается у нее так просто и мило, что ее ни в чем нельзя упрекнуть. И мне, признаться, очень приятны и ее радость при виде меня, и ее поцелуй.

- А ты чего меня не целуешь? - спрашиваю Аллу.

- А чем ты это заслужил? - улыбается она.

- Может, я твоего Игоря сегодня спас?

- Как так «спас»? - Улыбка мгновенно исчезает с ее лица, и в черных глазах уже тревога.

Мне становится стыдно. С нашими женами так шутить нельзя, это слишком жестоко.

- Ну, ну, - говорю я. - Все как раз наоборот. Спас меня он от взбучки. Кое-что я не сумел предвидеть. В общем, пустяки.

- А где же он, твой спаситель? - спрашивает Светка.

- Пошли, - говорю. - Он там, в буфете. Мы приготовились к встрече на должном уровне.

И мы направляемся в буфет.

При виде горы бутербродов на нашем столе Светка в ужасе всплескивает руками.

- Боже мой! Вы собираетесь просидеть здесь весь концерт?

- Не беспокойся, - говорю я. - Это все нам сейчас на один зуб.

Неожиданно Игорь вытаскивает из-под столика бутылку сухого вина и невозмутимо разливает его по стаканам.

Я смотрю на него с восхищением. Светка радостно хлопает в ладоши. И даже Алла улыбается. Но тут я прихожу в себя и беру инициативу в свои руки.

- Дамы и господа, - говорю я торжественно, - прошу поднять ваши бокалы. У нас сегодня маленький праздник, признаюсь вам. Мы наконец задержали одного весьма опасного человека, и больше он никому не принесет беды. Так что мы герои сегодня, мы молодцы, что бы там начальство ни говорило.

- За героев, которых мы любим, - объявляет Светка и смеется.

Алла смотрит на своего Игоря, и тот хмуро отводит глаза.

- Красиво научился говорить, - бормочет он.

После вина мы с Игорем уже без всяких церемоний накидываемся на бутерброды. Светка и Алла деликатно откусывают свои пирожные и сочувственно поглядывают на нас. К концу антракта с бутербродами покончено. Мы направляемся в зал.

И вот Райкин. Изящный, седой, обаятельный Райкин. Мы со Светкой то хохочем как сумасшедшие, то затихаем от горько вдруг защемившей какой-то струнки в душе. И с нами вместе хохочет и затихает весь огромный зал.

Райкин меняет маски, Райкин перевоплощается. Мужчины и женщины, старые и молодые! Типы! Типы проходят перед нами. Одним мы дружески улыбаемся, над другими смеемся, третьих… третьих мы ненавидим!

Концерт кончается.

Мы выходим из театра и по дороге наперебой вспоминаем то одну сценку, то другую, то какую-то реплику, то интонацию или жест артиста.

- Здорово, что мы пошли, - говорит Игорь.

- Виталию спасибо, - добавляет Алла. - И Свете.

О, она вдвойне довольна, стоит только посмотреть на ее физиономию. И я подмигиваю Светке. Она, конечно, тоже все понимает.

Мы прощаемся. Чета Откаленко должна здесь погрузиться в троллейбус. А мы со Светкой идем пешком. Идем и идем по бесконечным улицам, взявшись за руки. Нам хорошо, лучше всех!

И когда я прощаюсь со Светкой, обнимаю и целую ее на площадке, возле двери ее квартиры, у меня вдруг срывается:

- Светка, декабрь - это слишком долго, понимаешь?

Она молча кивает головой и утыкается мне в грудь.

Утром в кабинет к Кузьмичу вводят Мушанского.

Первый допрос. Мы с Игорем присутствуем на нем тоже.

Да, он здорово полинял за ночь, этот артист. Черные с проседью волосы зачесаны небрежно, большие выразительные глаза сейчас смотрят тускло и настороженно, рот плотно сжат, и губ не видно. На его щеках и подбородке проступила седоватая щетина. Костюм измят. Но держится Мушанский пока что спокойно, даже чуть презрительно.

- Садитесь, - тоже очень спокойно говорит Кузьмич. - Кроме протокола, - предупреждает он, - запись ведет магнитофон.

- Техническая революция, - усмехается Мушанский. - И у вас тоже, оказывается. Поздравляю.

И он отвешивает шутовской поклон.

- А паясничать не советую, - предупреждает Кузьмич. - И для начала назовите вашу фамилию, имя.

- Кротков Георгий…

Но Кузьмич обрывает его:

- Не надо. Не надо называть все семь фамилий. Достаточно будет только одной, первой.

Тон у Кузьмича буднично-спокойный, без тени раздражения, он скорее дает совет, чем приказывает. Мушанский несколько мгновений пристально, не мигая, смотрит на него, потом отрывисто спрашивает:

- А все семь вас не интересуют?

- Нет, - отвечает Кузьмич. - Надо, чтобы на этот раз вас судили под настоящей фамилией. В последний раз, я надеюсь.

- Это почему же в последний? - настораживается Мушанский.