Элеонора Михайловна неожиданно хватает меня за руку и испуганно шепчет:
- Виталик, он вчера… я сама видела у него… я просто вся похолодела… я совершенно случайно… видела у него… пистолет!
- Что-о?..
Очевидно, я тоже меняюсь в лице, потому что Элеонора Михайловна вдруг резко отшатывается от меня и пристально смотрит мне в глаза.
- Вы не знали? Но вы…
- Где он провел эту ночь? - резко спрашиваю я.
Я не в силах больше притворяться. Меня больше не хватает и на эту игру. И тут я невольно гублю все дело.
У Элеоноры Михайловны внезапно закрадывается подозрение. Недаром она все время имеет дело с секретами мужа, со всякими незаконными и рискованными комбинациями. И она ледяным тоном говорит мне:
- Все это очень странно. Вы его друг и вы… О, я что-то не поняла в нашей встрече, кажется.
- Сейчас поймете. Но сначала ответьте на мой вопрос.
Да, я сорвался. И теперь уже ничего не поделаешь. Мне так и придется доложить Кузьмичу. И он…
- Это не ваше дело, - говорит между тем Элеонора Михайловна. - Это его дело, где он провел ночь, - и насмешливо добавляет: - Во всяком случае, не со мной, будьте уверены.
И тут вдруг меня осеняет одна догадка. Так вот оно в чем дело! Черт возьми, это надо использовать, надо спасать все, что еще можно спасти. Я не имею права сейчас себя расшифровывать, Мушанский еще на свободе, опасный, вооруженный преступник, сейчас он еще опаснее, чем раньше.
Я лихорадочно ищу выход из труднейшей ситуации, в которой оказался по собственной же вине. Наконец говорю:
- Дело в том, что Жора меня крупно подвел. Он должен был вчера вечером прийти на встречу и не пришел.
- Где же вы должны были встретиться, в каком месте, интересно, - Элеонора Михайловна пристально и недоверчиво смотрит мне в глаза, словно заранее зная то место и только проверяя меня.
Я пожимаю плечами.
- Простите, но это уже наше дело. Знать вам это совсем ни к чему, мне кажется.
- А все-таки? - настаивает она.
Теперь уже пристально смотрю на нее я и цежу сквозь зубы:
- Не у Ляли, конечно. А совсем в другом месте.
Краска бросается ей в лицо. Элеонора Михайловна нервно теребит бечевку на своем пакете.
- Так вы знаете? - спрашивает она, опуская глаза. - Чего же вы спрашиваете?
А ко мне тем временем возвращается спокойствие. И я опять способен соображать. Наконец-то. Итак, одержана первая маленькая победа, попробуем развить успех.
- Это всего лишь предположение, - я снова пожимаю плечами. - Но, судя по всему, Жора сказал вам, где мы должны были встретиться?
- Да, сказал. Теперь скажите вы.
У нее еще остались подозрения. Их надо немедленно рассеять. Но неужели у Мушанского действительно была назначена встреча? Невероятно. Но так или иначе я должен ей что-то сказать.
- Ладно уж, - неохотно говорю я. - Видно, Жора вам здорово доверяет. Хотя это на него и непохоже.
Вполне возможно, что она берет меня «на пушку» и Мушанский ей ничего не сказал. Тогда я буду выглядеть в ее глазах доверчивым простаком. Но это в конце концов не беда.
- Да, он мне доверяет, - с некоторой даже гордостью произносит Элеонора Михайловна. - И я хочу, чтобы вы мне тоже доверяли. Слышите?
Ага, кое-какие сдвиги все-таки происходят. Ну что ж. Пойдем дальше.
- На вокзале, - понизив голос, говорю я. - На одном вокзале.
Фу-у! Лед в ее глазах наконец-то растаял. Она улыбается и кивает головой.
- Вы его сегодня увидите? - деловито осведомляюсь я.
- Не знаю, - отвечает она уже спокойно и, кажется, вполне искренне. - Утром он ушел от Ляли и обещал ей звонить. - Потом со знакомой мне плутовской улыбкой добавляет: - Она ему, между прочим, понравилась. Даже очень.
Я в ответ улыбаюсь тоже весьма игриво.
- И конечно, что-нибудь оставил на память? - спрашиваю. - Я же знаю его широкую натуру.
- Оставил, оставил, - смеется Элеонора Михайловна. - Вы даже не догадаетесь что! Жора колоссальный оригинал.
- Ну все-таки, - допытываюсь я.
- Представьте, весьма миленькую шкатулку и в ней какие-то странные раковины. Все вместе выглядит очень эффектно.
От этих ее слов у меня возникает легкое сердцебиение. Я тут же вспоминаю бородатого парня, палеонтолога. Ну вот, дорогой товарищ, теперь ты, надеюсь, поймешь нашу работу, в первом приближении конечно, и, может быть, у тебя даже появится уважение к ней.
- А, ладно, - я небрежно машу рукой. - Самое главное, это то, что я увидел вас.
- Ненадолго, - кокетливо отвечает Элеонора Михайловна, поправляя бечевку на пакете. - Я очень спешу. Семен Парфентьевич, наверное, уже сердится. Он не любит, когда я опаздываю. А вы всегда так неожиданно появляетесь.
Теперь мы улыбаемся уже оба, прекрасно понимая друг друга. И я снисходительно соглашаюсь:
- Хорошо. Я потерплю до завтра.
- Да, да, до завтра.
И мы расстаемся.
Она садится в свой «Запорожец», и тот, урча, трогается с места. Элеонора Михайловна приветливо машет мне рукой. Я, улыбаясь, отвечаю. Потом смотрю на часы.
Время у меня еще есть. Я могу вернуться в отдел, предупредить Игоря, что билеты уже у меня. И еще успею заскочить домой переодеться и побриться.
Что ни говорите, концерт Райкина - это праздник. А к празднику надо готовиться.
Райкин выдающийся актер. Мне, например, он напоминает Чаплина. Сквозь его смех я так часто слышу слезы, сквозь юмор проступает злая сатира. Вы помните его монолог пьяницы в музее? Помните это торжество воинствующего невежества и хамства, над которым покатываешься от смеха, но и выть хочется. «В греческом зале, в греческом зале…» У меня в ушах не утихает интонация Райкина, когда он злобно, издевательски произносит эти слова устами своего пьяного героя, передразнивающего старую хранительницу музея. И я невольно сжимаю кулаки, я не могу это спокойно слушать.